◊ | |
www.udomlya.ru | Медиа-Центр | Удомля КТВ | Старый форум |
10.07.2006, 16:44 | #1 |
Местный
Регистрация: 26.04.2006
Сообщений: 2,652
Вы сказали Спасибо: 166
Поблагодарили 556 раз(а) в 310 сообщениях
|
Д. Хармс. "Старуха". Повесть.
ДАНИИЛ ХАРМС СТАРУХА Повесть ... И между ними происходит следующий разговор. Гамсун. На дворе стоит старуха и держит в руках стен- ные часы. Я прохожу мимо старухи, останавливаюсь и спрашиваю ее: "Который час?" - Посмотрите, - говорит мне старуха. Я смотрю и вижу, что на часах нет стрелок. - Тут нет стрелок, - говорю я. Старуха смотрит на циферблат и говорит мне: - Сейчас без четверти три. - Ах так. Большое спасибо, - говорю я и ухожу. Старуха кричит мна что-то вслед, но я иду не оглядываясь. Я выхожу на улицу и иду по солнечной стороне. Весеннее солнце очень приятно. Я иду пешком, щурю глаза и курю трубку. На углу Садовой мне попадается навстречу Сакердон Михайлович. Мы здороваемся, останавливаемся и долго разговарива- ем. Мне надоедает стоять на улице, и я приглашаю Сакердона Михайловича в подвальчик. Мы пьем водку, закусываем крутым яйцом с килькой, потом прощаем- ся, и я иду дальше один. Тут я вдруг вспоминаю, что забыл дома выклю- чить электрическую печку. Мне очень досадно. Я по- ворачиваюсь и иду домой. Так хорошо начался день, и вот уже первая неудача. Мне не следовало выхо- дить на улицу. Я прихожу домой, снимаю куртку, вынимаю из жи- летного кармана часы и вешаю их на гвоздик; потом запираю дверь на ключ и ложусь на кушетку. Буду лежать и постараюсь заснуть. С улицы слышен противный крик мальчишек.Я лежу и выдумываю им казнь.Больше всего мне нравится на- пустить на них столбняк, чтобы они вдруг перестали двигаться. Родители растаскивают их по домам. Они лежат в своих кроватках и не могут даже есть, по- тому что у них не открываются рты. Их питают ис- кусственно. Через неделю столбняк проходит, но де- ти так слабы, что еще целый месяц должны пролежать в постелях. Потом они начинают постепенно выздо- равливать, но я напускаю на них второй столбняк, и они все околевают. Я лежу на кушетке с открытыми глазами и не могу заснуть. Мне вспоминается старуха с часами, которую я видел сегодня на дворе, и мне делается приятно, что на ее часах не было стрелок. А вот на днях я видел в комиссионном магазине отвратитель- ные кухонные часы, и стрелки у них были сделаны в виде ножа и вилки. Боже мой! ведь я еще не выключил электрической печки! Я вскакиваю и выключаю ее, потом опять ложусь на кушетку и стараюсь заснуть. Я закрываю глаза. Мне не хочется спать. В окно светит весен- нее солнце, прямо на меня. Мне становится жарко. Я встаю и сажусь в кресло у окна. Теперь мне хочется спать, но я спать не буду. Я возьму бумагу и перо и буду писать. Я чувствую в себе страшную силу. Я все обдумал еще вчера. Это будет рассказ о чудотворце, который живет в наше время и не творит чудес. Он знает, что он чудотворец и может сотворить любое чудо, но он этого не делает. Его выселяют из квартиры, он знает, что стоит ему только махнуть платком, и квартира останется за ним, но он не делает этого, он покорно съезжает с квартиры и живет за городом в сарае. Он может этот сарай превратить в прекрас- ный кирпичный дом, но он не делает этого, он про- должает жить в сарае и в конце концов умирает, не сделав за свою жизнь ни одного чуда. Я сижу и от радости потираю руки. Сакердон Михайлович лопнет от зависти. Он думает, что я уже не способен написать гениальную вещь. Скорее, скорее за работу! Долой всякий сон и лень! Я буду писать восемнадцать часов подряд! От нетерпения я весь дрожу. Я не могу сообразить, что мне делать: нужно было взять перо и бумагу, а я хватал разные предметы, совсем не те, которые мне были нужны. Я бегал по комнате: от окна к столу, от стола к печке, от печки опять к столу, потом к дивану и опять к окну. Я задыхался от пламени, которое пылало в моей груди. Сейчас только пять часов. Впереди весь день, и вечер, и вся ночь... Я стою посередине комнаты. О чем же я думаю? Ведь уже двадцать минут шестого. Надо писать. Я придвигаю к окну столик и сажусь за него. Передо мной клетчатая бумага, в руке перо. Мое сердце еще слишком бьется, и рука дрожит. Я жду, чтобы немножко успокоиться. Я кладу перо и набиваю трубку. Солнце светит мне прямо в глаза, я жмурюсь и трубку закуриваю. Вот мимо окна пролетает ворона. Я смотрю из окна на улицу и вижу, как по панели идет человек на механической ноге. Он громко стучит своей ногой и палкой. - Так, - говорю я сам себе, продолжая смотреть в окно. Солнце прячется за трубу противостоящего дома. Тень от трубы бежит по крыше, перелетает улицу и ложится мне на лицо. Надо воспользоваться этой тенью и написать несколько слов о чудотворце. Я хватаю перо и пишу: "Чудотворец был высокого роста". Больше я ничего написать не могу. Я сижу до тех пор, пока не начинаю чувствовать голод. Тогда я встаю и иду к шкапику, где хранится у меня про- визия, я шарю там, но ничего не нахожу. Кусок са- хара и больше ничего. В дверь кто-то стучит. - Кто там? Мне никто не отвечает. Я открываю дверь и вижу перед собой старуху, которая утром стояла на дворе с часами. Я очень удивлен и ничего не могу ска- зать. - Вот я и пришла, - говорит старуха и входит в мою комнату. Я стою у двери и не знаю, что мне делать: выгнать старуху или, наоборот, предложить ей сесть? но старуха сама идет к моему креслу возле окна и садится в него. - Закрой дверь и запри ее на ключ, - говорит мне старуха. Я закрываю и запираю дверь. - Встань на колени, - говорит старуха. И я становлюсь на колени. Но тут я начинаю понимать всю нелепость своего положения. Зачем я стою на коленях перед какой-то старухой? Да и почему эта старуха находится в моей комнате и сидит в моем любимом кресле? Почему я не выгнал эту старуху? - Послушай-те, - говорю я, - какое право име- ете вы распоряжаться в моей комнате, да еще коман- довать мной? Я вовсе не хочу стоять на коленях. - И не надо, - говорит старуха. - Теперь ты должен лечь на живот и уткнуться лицом в пол. Я тотчас исполнил приказание... Я вижу перед собой правильно начерченные квадраты. Боль в плече и в правом бедре заставляет меня изменить положение. Я лежу ничком, теперь я с большим трудом поднимаюсь на колени. Все члены мои затекли и плохо сгибаются. Я оглядываюсь и вижу себя в своей комнате, стоящего на коленях посере- дине пола. Сознание и память медленно возвращают- ся ко мне. Я еще оглядываю комнату и вижу, что на кресле у окна будто сидит кто-то. В комнате не очень светло, потому что сейчас, должно быть, бе- лая ночь. Я пристально вглядываюсь. Господи! Не- ужели это старуха все еще сидит в моем кресле? Я вытягиваю шею и смотрю. Да, конечно, это сидит старуха и голову опустила на грудь. Должно быть, она уснула. Я поднимаюсь и, прихрамывая, подхожу к ней. Голова старухи опущена на грудь, руки висят по бокам кресла. Мне хочется схватить эту старуху и вытолкать ее за дверь. - Послушай-те, - говорю я, - вы находитесь в моей комнате. Мне надо работать. Я прошу вас уйти. Старуха не движется. Я нагибаюсь и заглядываю старухе в лицо. Рот у нее приоткрыт и изо рта торчит соскочившая вставная челюсть. И вдруг мне делается все ясно: старуха умерла. Меня охватывает страшное чувство досады. Зачем она умерла в моей комнате? Я терпеть не могу покойников. А теперь возись с этой падалью, иди разговаривать с дворником, управдомом, объясняй им, почему эта старуха оказалась у меня. Я с ненавистью посмотрел на старуху. А может быть, она и не умерла? Я щупаю ее лоб. Лоб холодный. Рука тоже. Ну что мне делать? Я закуриваю трубку и сажусь на кушетку. Безум- ная злость поднимается во мне. - Вот сволочь! - говорю я вслух.
__________________
Homo sum et nil humani, a me alienum esse puto. |
10.07.2006, 16:45 | #2 |
Местный
Регистрация: 26.04.2006
Сообщений: 2,652
Вы сказали Спасибо: 166
Поблагодарили 556 раз(а) в 310 сообщениях
|
Мертвая старуха как мешок сидит в моем кресле.
Зубы торчат у нее изо рта. Она похожа на мертвую лошадь. - Противная картина, - говорю я, но закрыть старуху газетой не могу, потому что мало ли что может случиться под газетой. За стеной слышно движение: это встает мой сосед, паровозный машинист. Еще того не хватало, чтобы он пронюхал, что у меня в комнате сидит мертвая старуха! Я прислушиваюсь к шагам соседа. Чего он медлит? Уже половина шестого! Ему давно пора уходить. Боже мой! Он собирается пить чай! Я слышу, как за стенкой шумит примус. Ах, поскорее ушел бы этот проклятый машинист! Я забираюсь на кушетку с ногами и лежу. Прохо- дит восемь минут, но чай у соседа еще не готов и примус шумит. Я закрываю глаза и дремлю. Мне снится, что сосед ушел и я, вместе с ним, выхожу на лестницу и захлопываю за собой дверь с французским замком. Ключа у меня нет, и я не могу попасть в квартиру. Надо звонить и будить осталь- ных жильцов, а это уж совсем плохо. Я стою на пло- щадке лестницы и думаю, что мне делать, и вдруг вижу, что у меня нет рук. Я наклоняю голову, чтобы лучше рассмотреть,есть ли у меня руки, и вижу, что с одной стороны у меня вместо руки торчит столовый ножик, а с другой стороны - вилка. - Вот, - говорю я Сакердону Михайловичу, кото- рый сидит почему-то тут же на складном стуле.- Вот видите, - говорю я ему, - какие у меня руки? А Сакердон Михайлович сидит молча, и я вижу, что это не настоящий Сакердон Михайлович, а глиня- ный. Тут я просыпаюсь и сразу же понимаю, что лежу у себя в комнате на кушетке, а у окна, в кресле, сидит мертвая старуха. Я быстро поворачиваю к ней голову. Старухи в кресле нет. Я смотрю на пустое кресло, и дикая радость наполняет меня. Значит, это все был сон. Но только где же он начался? Входила ли старуха вчера в мою комнату? Может быть, это тоже был сон? Я вернулся вчера домой, потому что забыл выключить электрическую печку. Но, может быть, и это был сон? Во всяком случае, как хорошо, что у меня в комнате нет мертвой старухи и, значит, не надо идти к управдому и возиться с покойником! Однако сколько же времени я спал? Я посмотрел на часы: половина десятого, должно быть, утра. Господи! Чего только не приснится во сне! Я спустил ноги с кушетки, собираясь встать, и вдруг увидел мертвую старуху, лежащую на полу за столом, возле кресла. Она лежала лицом вверх, и вставная челюсть, выскочив изо рта, впилась одним зубом старухе в ноздрю. Руки подвернулись под туловище и их не было видно, а из-под задравшейся юбки торчали костлявые ноги в белых, грязных шерстяных чулках. - Сволочь! - крикнул я и, подбежав к старухе, ударил ее сапогом по подбородку. Вставная челюсть отлетела в угол. Я хотел ударить старуху еще раз, но побоялся, чтобы на те- ле не остались знаки, а то еще потом решат,что это я убил ее. Я отошел от старухи, сел на кушетку и закурил трубку. Так прошло минут двадцать. Теперь мне ста- ло ясно, что все равно дело передадут в уголовный розыск и следственная бестолочь обвинит меня в убийстве. Положение выходит серьезное, а тут еще этот удар сапогом. Я подошел опять к старухе, наклонился и стал рассматривать ее лицо. На подбородке было малень- кое темное пятнышко. Нет, придраться нельзя. Мало ли что? Может быть, старуха еще при жизни стукну- лась обо что-нибудь? Я немного успокаиваюсь и на- чинаю ходить по комнате, куря трубку и обдумывая свое положение. Я хожу по комнате и начинаю чувствовать голод, все сильнее и сильнее. От голода я начинаю даже дрожать. Я еще раз шарю в шкапике, где хранится у меня провизия, но ничего не нахожу, кроме куска сахара. Я вынимаю свой бумажник и считаю деньги. Одиннадцать рублей. Значит, я могу купить себе ветчины и хлеб и еще останется на табак. Я поправляю сбившийся за ночь галстук, беру часы, надеваю куртку, тщательно запираю дверь своей комнаты, кладу ключ к себе в карман и выхожу на улицу. Надо раньше всего поесть, тогда мысли будут яснее и тогда я предприму что-нибудь с этой падалью. По дороге в магазин еще приходит в голову: не зайти ли мне к Сакердону Михайловичу и не расска- зать ли ему все, может быть, вместе мы скорее при- думаем, что делать. Но я тут же отклоняю эту мысль, потому что некоторые вещи надо делать одно- му, без свидетелей. В магазине не было ветчинной колбасы, и я купил себе полкило сарделек. Табака тоже не было. Из магазина я пошел в булочную. В булочной было много народу, и к кассе стояла длинная очередь. Я сразу нахмурился, но все-таки в очередь встал. Очередь продвигалась очень медлен- но, а потом и вовсе остановилась, потому что у кассы произошел какой-то скандал. Я делал вид, что ничего не замечаю, и смотрел в спину молоденькой дамочки, которая стояла в очереди передо мной. Дамочка была, видно, очень любопытной: она вытягивала шейку то вправо, то влево и поминутно становилась на цыпочки, чтобы разглядеть, что происходит у кассы. Наконец она повернулась ко мне и спросила: - Вы не знаете, что там происходит? - Простите, не знаю, - сказал я как можно суше. Дамочка повертелась в разные стороны и наконец опять обратилась ко мне: - Вы не могли бы пойти и выяснить, что там происходит? - Простите, меня это нисколько не интересует, - сказал я еще суше. - Как не интересует? - воскликнула дамочка. - Ведь вы же сами задерживаетесь из-за этого в оче- реди! Я ничего не ответил и только слегка поклонил- ся. Дамочка внимательно посмотрела на меня. - Это, конечно, не мужское дело стоять в очередях за хлебом, - сказала она. - Мне жалко вас, вам приходится тут стоять. Вы, должно быть, холостой? - Да, холостой, - ответил я, несколько сбитый с толку, но по инерции продолжая отвечать довольно сухо и при этом слегка кланяясь. Дамочка еще раз осмотрела меня с головы до ног и влруг, притронувшись пальцами к моему рукаву, сказала: - Давайте я куплю что вам нужно, а вы подожди- те меня на улице. Я совершенно растерялся. - Благодарю вас, - сказал я. - Это очень мило с вашей стороны, но, право, я мог бы и сам. - Нет, нет, - сказала дамочка, - ступайте на улицу. Что вы собирались купить? - Видите ли, - сказал я, - я собирался купить полкило черного хлеба, но только формового, того, который дешевле. Я его больше люблю. - Ну вот и хорошо, - сказала дамочка. - А теперь идите. Я куплю, а потом рассчитаемся. И она даже слегка подтолкнула меня под локоть. Продолжение будет.
__________________
Homo sum et nil humani, a me alienum esse puto. |
10.07.2006, 20:06 | #3 |
Местный
|
Ндааа... Помню, мне это вслух читали, когда мы все находились в состоянии "измененного сознания". Я чуть не умер...
__________________
С наилучшими пожеланиями George |
14.07.2006, 22:02 | #4 |
Местный
Регистрация: 26.04.2006
Сообщений: 2,652
Вы сказали Спасибо: 166
Поблагодарили 556 раз(а) в 310 сообщениях
|
И она даже слегка подтолкнула меня под локоть.
Я вышел из булочной и встал у самой двери. Весеннее солнце светит мне прямо в лицо. Я закури- ваю трубку. Какая милая дамочка! Это теперь так редко. Я стою, жмурюсь от солнца, курю трубку и думаю о милой дамочке. Ведь у нее светлые карие глазки. Просто прелесть какая она хорошенькая! - Вы курите трубку? - слышу я голос рядом с собой. Милая дамочка протягивает мне хлеб. - О, бесконечно вам благодарен, - говорю я, беря хлеб. - А вы курите трубку! Это мне страшно нравит- ся, - говорит милая дамочка. И между нами происходит следующий разговор. ОНА: Вы, значит сами ходите за хлебом? Я: Не только за хлебом; я себе все сам поку- паю. ОНА: А где же вы обедаете? Я: Обыкновенно я сам варю себе обед. А иногда ем в пивной. ОНА: Вы любите пиво? Я: Нет, я больше люблю водку. ОНА: Я тоже люблю водку. Я: Вы любите водку? Как это хорошо! Я хотел бы когда-нибудь с вами вместе выпить. ОНА: И я тоже хотела бы выпить с вами водки. Я: Простите, можно вас спросить об одной вещи? ОНА (сильно покраснев): Конечно спрашивайте. Я: Хорошо, я спрошу вас. Вы верите в Бога? ОНА (удивленно): В Бога? Да, конечно. Я: А что вы скажете, если нам сейчас купить водки и пойти ко мне. Я живу тут рядом. ОНА (задорно): Ну что ж, я согласна! Я: Тогда идемте. Мы заходим в магазин, и я покупаю пол-литра водки. Больше у меня нет денег, какая-то только мелочь. Мы все время говорим о разных вещах, и вдруг я вспоминаю, что у меня в комнате, на полу, лежит мертвая старуха. Я оглядываюсь на мою новую знакомую: она стоит у прилавка и рассматривает банки с вареньем. Я осторожно пробираюсь к двери и выхожу из магазина. Как раз, против магазина, останавливается трамвай. Я вскакиваю в трамвай, даже не посмотрев на его номер. На Михайловской улице я вылезаю и иду к Сакердону Михайловичу. У меня в руках бутылка с водкой, сардельки и хлеб. Сакердон Михайлович сам открыл мне двери. Он был в халате, накинутом на голое тело, в русских сапогах с отрезанными голенищами и в меховой с на- ушниками шапке, но наушники были подняты и завяза- ны на макушке бантом. - Очень рад, - сказал Сакердон Михайлович, увидя меня. - Я не оторвал вас от работы? - спросил я. - Нет, нет, - сказал Сакердон Михайлович. - Я ничего не делал, а просто сидел на полу. - Видите ли, - сказал я Сакердону Михайловичу. - Я к вам пришел с водкой и закуской. Если вы ничего не имеете против, давайте выпьем. - Очень хорошо, - сказал Сакердон Михайлович. - Вы входите. Мы прошли в его комнату. Я откупорил бутылку с водкой, а Сакердон Михайлович поставил на стол две рюмки и тарелку с вареным мясом. - Тут у меня сардельки, - сказал я. - Так, как мы их будем есть: сырыми, или будем варить? - Мы их поставим варить, - сказал Сакердон Ми- хайлович, - а сами будем пить водку под вареное мясо. Оно из супа, превосходное вареное мясо! Сакердон Михайлович поставил на керосинку кастрюльку, и мы сели пить водку. - Водку пить полезно, - говорил Сакердон Ми- хайдович, наполняя рюмки. - Мечников писал, что водка полезнее хлеба, а хлеб - это только солома, которая гниет в наших желудках. - Ваше здоровие! - сказал я, чокаясь с Сакер- доном Михайдовичем. Мы выпили и закусили холодным мясом. - Вкусно, - сказал Сакердон Михайдович. Но в это мгновение в комнате что-то щелкнуло. - Что это? - спросил я. Мы сидели молча и прислушивались. Вдруг щелкнуло еще раз. Сакердон Михайлович вскочил со стула и, подбежав к окну, сорвал занавеску. - Что вы делаете? - крикнул я. Но Сакердон Михайлович, не отвечая мне, кинул- ся к керосинке, схватил занавеской кастрюльку и поставил ее на пол. - Черт побери! - сказал Сакердон Михайлович. - Я забыл в кастрюльку налить воды, а кастрюлька эмалированная, и теперь эмаль отскочила. - Все понятно, - сказал я, кивая головой. Мы сели опять за стол. - Черт с ними, - сказал Сакердон Михайлович, - мы будем есть сардельки сырыми. - Я страшно есть хочу, - сказал я. - Кушайте, - сказал Сакердон Михайлович, по- додвигая мне сардельки. - Ведь я последний раз ел вчера, с вами в подвальчике, и с тех пор ничего еще не ел, - сказал я. - Да, да, да, - сказал Сакердон Михайлович. - Я все время писал, - сказал я. - Черт побери! - утрированно вскричал Сакердон Михайлович. - Приятно видеть перед собой гения. - Еще бы! - сказал я. - Много поди наваляли? - спросил Сакердон Ми- хайлович. - Да, - сказал я. - Исписал пропасть бумаги. - За гения наших дней, - сказал Сакердон Ми- хайлович, поднимая рюмки. Мы выпили. Сакердон Михайлович ел вареное мя- со, а я - сардельки. Съев четыре сардельки, я за- курил трубку и сказал: - Вы знаете, я ведь к вам пришел, спасаяь от преследования. - Кто же вас преследовал? - спросил Сакердон Михайлович. - Дама, - сказал я. Но так как Сакердон Михайлович ничего меня не спросил, а только молча налил в рюмки водку, то я продолжал: - Я с ней познакомился в булочной и сразу влю- бился. - Хороша? - спросил Сакердон Михайлович. - Да, - сказал я, - в моем вкусе. Мы выпили, и я продолжал: - Она согласилась идти ко мне и пить водку. Мы зашли в магазин, но из магазина мне пришлось поти- хоньку удрать. - Не хватило денег? - спросил Сакердон Михай- лович. - Нет, денег хватило в обрез, - сказал я, - но я вспомнил, что не могу пустить ее в свою комнату. - Что же, у вас в комнате была другая дама? - спросил Сакердон Михайлович. - Да, если хотите, у меня в комнате находится другая дама, - сказал я, улыбаясь. - Теперь я никого в свою комнату не могу пустить. - Женитесь. Будете приглашать меня к обеду, - сказал Сакердон Михайлович. - Нет, - сказал я, фыркая от смеха. На этой даме я не женюсь. - Ну тогда женитесь на той, которая из булоч- ной, - сказал Сакердон Михайлович. - Да что вы все хотите меня женить? - Сакердон Михайлович я. - А что же? - сказал Сакердон Михайлович, на- полняя рюмки. - За ваши успехи! Мы выпили. Видно, водка начала оказывать на нас свое действие. Сакердон Михайлович снял свою меховую с наушниками шапку и швырнул ее на кровать. Я встал и прошелся по комнате, ощущая уже некоторое головокружение. - Как вы относитесь к покойникам? - спросил я Сакердона Михайловича. - Совершенно отрицательно, - сказал Сакердон Михайлович. - Я их боюсь. - Да, я тоже терпеть не могу покойников, - сказал я. - Подвернись мне покойник, и не будь он мне родственником, я бы, должно быть, пнул бы его ногой. - Не надо лягать мертвецов, - сказал Сакердон Михайлович. - А я бы пнул его сапогом прямо в морду. - Терпеть не могу покойников и детей. - Да, дети - гадость, - согласился Сакердон Михайлович. - А что, по-вашему, хуже: покойники или дети? - спросил я. - Дети, пожалуй, хуже, они чаще мешают нам. А покойники все-таки не врываются в нашу жизнь, - сказал Сакердон Михайлович. - Врываются! - крикнул я и сейчас же замолчал. Сакердон Михайлович внимательно посмотрел на меня. - Хотите еще водки? - спросил он. - Нет, - сказал я, но, спохватившись, приба- вил: - Нет, спасибо, я больше не хочу. Я подошел и сел опять за стол. Некоторое время мы молчим. - Я хочу спросить вас, - говорю я наконец. - Вы веруете в Бога? У Сакердона Михайловича появляется на лбу по- перечная морщина, и он говорит: - Есть неприличные поступки. Неприлично спросить у человека пятьдесят рублей в долг, если вы видели, как он только что положил себе в карман двести. Его дело: дать вам деньги или отказать; и самый удобный и приятный способ отказа - это соврать, что денег нет. Вы же видели, что у того человека деньги есть, и тем самым лишили его воз- можности вам просто и приятно отказать. Вы лишили его права выбора, а это свинство. Это неприличный и бестактный поступок. И спросить человека: "веру- ете ли в Бога?" - тоже поступок бестактный и не- приличный. - Ну, - сказал я, - тут уж нет ничего общего. - А я и не сравниваю, - сказал Сакердон Михай- лович. - Ну, хорошо, - сказал я, - оставим это. Из- вините только меня, что я задал вам такой непри- личный и бестактный вопрос. - Пожалуйста, - сказал Сакердон Михайлович. - Ведь я просто отказался отвечать вам. - Я бы тоже не ответил, - сказал я, - да толь- ко по другой причине. - По какой же? - вяло спросил Сакердон Михайлович. - Видите ли, - сказал я, - по-моему, нет ве- рующих или неверующих людей. Есть только желающие верить и желающие не верить. - Значит, те, что желают не верить, уже во что-то верят? - сказал Сакердон Михайлович. - А те, что желают верить, уже заранее не верят ни во что? - Может быть, и так, - сказал я. - Не знаю. - А верят или не верят во что? В Бога? - спросил Сакердон Михайлович. - Нет, - сказал я, - в бессмертие. - Тогда почему же вы спросили меня, верую ли я в Бога? - Да просто потому, что спросить: верите ли вы в бессмертие? - звучит как-то глупо, - сказал я Сакердону Михайловичу и встал. - Вы что, уходите? - спросил меня Сакердон Михайлович. - Да, - сказал я, - мне пора. - А что же водка? - сказал Сакердон Михайло- вич. - Ведь и осталось-то всего по рюмке. - Ну, давайте допьем, - сказал я. Мы допили водку и закусили остатками вареного мяса. Продолжение будет
__________________
Homo sum et nil humani, a me alienum esse puto. |
28.11.2008, 18:20 | #5 |
Новичок
Регистрация: 26.11.2008
Адрес: Челябинск
Сообщений: 1
Вы сказали Спасибо: 0
Поблагодарили 0 раз(а) в 0 сообщениях
|
Жду продолжения..интересно..
__________________
Homo sum et nil humani, a me alienum esse puto,в том числе и однополая любовь |
28.11.2008, 19:13 | #6 |
Местный
Регистрация: 26.04.2006
Сообщений: 2,652
Вы сказали Спасибо: 166
Поблагодарили 556 раз(а) в 310 сообщениях
|
Специально для фрезеровщика нетрадиционной ориентации со смелой изобличающей его ориетацию подписью, писающего в подъездах и научившегося пользоваться интернетом, даю ссылку.
http://www.kulichki.com/kharms/staruha.html
__________________
Homo sum et nil humani, a me alienum esse puto. |
Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1) | |
|
|
Похожие темы | ||||
Тема | Автор | Раздел | Ответов | Последнее сообщение |
Даниил Хармс. | advokat | Культпросвет | 19 | 09.06.2006 11:42 |