Павел Хлебников/Крёстный отец Кремля Б. Березовский, или история разграбления Росии

[Wella]

Лицензию «Andava» получила. Но остается интересный факт: отношения между «Andava» и «Аэрофлотом» процветали больше года – и только потом были формально урегулированы лицензией Центробанка. На основе каких законов протекала эта деятельность?
«Я не знаю. Полагаю, она была абсолютно законной», – говорит Ферреро из «Andava».
Другого мнения придерживается Олег Давыдов, тогдашний министр внешних экономических связей России. «Чтобы оставить деньги за границей, нужно разрешение, – говорит он. – „Газпром“ и „Лукойл“ держат деньги на таких счетах, но у них разрешение получено».
Клиенты «Andava» – сначала «АвтоВАЗ», затем «Аэрофлот» – были крупными престижными компаниями. Им не составило бы большого труда убедить Центральный банк дать им те же права, что нефтяной и газовой компаниям «Газпрому» и «Лукойлу».
«Думаю, что „Аэрофлот“ подал заявку, как только начал работать с нами, но (на получение лицензии) ушло много времени, – говорит Ферреро. – На такие вещи здесь (на Западе) уходит двадцать четыре часа. А там (в России) могут уйти месяцы. Был период, когда мы работали по лицензии. И был период, когда только была подана заявка, обо всем было объявлено, но самой лицензии (официально) не было. Вся неразбериха возникла из-за этих „тонкостей“, если можно их так назвать».
Однако в России нет закона, по которому компания может работать во время «периода ожидания» на тех же условиях, на каких она работает после официального получения лицензии Центробанка.
«Мы планировали стабилизировать рубль в 1997 году, – говорит Олег Давыдов. – И те, кто скрывал валюту за рубежом, наносили государству определенный ущерб».

[Wella]

Загадочная компания в Дублине

В середине 90-х годов специалисты по России уже знали: многие крупные компании разворовываются их руководителями и посредниками. Статистика по бегству капитала (примерно 15 миллиардов долларов в год) показывала, что значительная часть прибылей российских компаний уходила и от налоговиков, и от акционеров. Разграбление сгубило много хороших российских компаний, лишив их инвестиций, а бегство капитала в конечном счете обрекло попытки денежной стабилизации в России на провал. Как именно шло разграбление той или иной компании, как капиталы уплывали за рубеж – это понимали немногие. В этом смысле дело «Аэрофлота» представляет большую ценность – на сегодня это самая обстоятельная иллюстрация того, как можно ограбить компанию, которая тебе не принадлежит.
Зарубежный казначейский центр «Аэрофлота» «Andava» распоряжался огромной валютной выручкой, которую ежегодно зарабатывала авиакомпания. Например, в 1997 году валютные доходы «Аэрофлота» составили 897 миллионов долларов, валютные же расходы свелись только к 646 миллионам. Куда же делась разница? По признанию Ферреро, «Andava» не переводила валюту в Россию. На самом деле значительная часть валютной прибыли «Аэрофлота» шла на оплату ростовщических процентов финансовым компаниям Березовского.
Самой старой из них была финансовая компания «Forus Services», зарегистрированная в Лозанне (именно в эту компанию приезжал американский предприниматель Пейдж Томпсон за аккредитивом). Мне довелось побывать в штаб-квартире «Forus» в современном деловом комплексе рядом с лозаннским аэропортом. Фирма состояла из нескольких комнат. Здесь было так же тихо, как и в конторе «Andava» на другом конце города. Дверь открыла секретарь. Она оказалась единственным наличным сотрудником, никаких признаков деятельности я не заметил. Я сказал, что хочу повидать генерального директора Рене Кюпперса. «Извините, господин Кюпперс сегодня в России», – ответила секретарь.
«Forus» являлась финансовым консультантом и посредником между «Аэрофлотом» и иностранными финансовыми рынками. Вместе с «Andre & Cie.» «Forus» договорилась о четырех синдицированных кредитах, предоставленных западными банками «Аэрофлоту» в период с мая 1997 по конец 1998 года. Это были краткосрочные кредиты (на 6 месяцев), от 40 до 59 миллионов долларов. «Forus» получала за эти операции комиссионные, хотя ее роль оставалась неясной, поскольку основную работу выполняла компания «Andre & Cie.».
«Forus» также занималась самой сомнительной стороной операций с деньгами «Аэрофлота»: она проводила транзитные платежи, которые позволяли западным авиалайнерам работать на российском рынке или пролетать над территорией России. Это была значительная сумма в валюте: 284 миллиона долларов только в 1997 году. Несмотря на то что эти платежи составляли пятую часть выручки авиакомпании, в годовом отчете они фигурировали только в одном предложении.
Что «Аэрофлот» делал с этими деньгами? В Генеральной прокуратуре России мне сказали, что между 1996 и 1998 годом «Forus» получила для «Аэрофлота» 380 миллионов долларов в виде транзитных платежей. Половина этой суммы пошла на оплату синдицированных кредитов, о которых договаривалась «Andre & Cie.». Генеральной прокуратуре не удалось выяснить, что случилось с остальными деньгами; ни «Аэрофлот», ни «Andava» также не смогли дать мне внятных объяснений. Генеральный директор «Forus» Рене Кюпперс признал, что его компания действительно получила транзитные платежи в 1996 году (вскоре после того, как Березовский получил контроль над «Аэрофлотом», но до получения синдицированных кредитов) и что деньги якобы пошли на оплату мелких кредитов (от пяти до пятнадцати миллионов долларов), которые «Forus» организовал для «Аэрофлота».
Между тем «Andava» проводила ростовщические операции и создавала дочерние структуры, явно призванные выдаивать у «Аэрофлота» его наличность. В апреле 1996 года преданный представитель Березовского в Швейцарии и член правления «Andava» Ханс Питер Йенни прилетел в Москву, чтобы подписать регистрационные документы по созданию новой корпорации «ФОК» (Финансовой объединенной корпорации); «Andava» была единственным учредителем этой компании. Перед «ФОК» ставилась та же задача, что и перед «Andava» – собирать деньги «Аэрофлота» для уплаты счетов компании за границей. «ФОК» по своим задачам была на удивление похожа на «АФК», финансовую компанию, созданную с помощью Березовского для проведения операций по счетам дебиторов и кредиторов «АвтоВАЗа» в 1994 году. (У «ФОК» и «АФК» был один и тот же директор, Роман Шейнин.) Кроме «Аэрофлота», услугами «ФОК» пользовались еще две компании: «АФК» и «Трансаэро» (частная авиакомпания, частично принадлежавшая Березовскому).
В основном «ФОК» работала с «Аэрофлотом». Николай Глушков был единственным человеком, поставившим свою подпись от лица «Аэрофлота» в контракте с «ФОК» на предоставление кредита. Он подписал этот контракт, хотя являлся крупным акционером в «Andava», единственном учредителе «ФОК». (Березовский был еще более крупным акционером.)
Во второй половине 1996 года «ФОК» провела выплаты «Аэрофлота» на сумму 139 миллионов долларов; в первой половине 1997 года – еще 82 миллиона. За эту услугу «Аэрофлоту» пришлось заплатить «ФОК» «штраф» в размере 29 миллионов долларов в 1997 году.
Почему эта негласная процентная ставка была столь высока? Трюк состоял в том, чтобы для выполнения относительно простой операции по оплате счетов задействовать больше одного посредника. Когда приходил счет от иностранной компании, например за горючее от «British Petroleum» или «Mobil», «Аэрофлот» сам такой счет не оплачивал. Вместо этого он передавал его для оплаты «ФОК». «ФОК», в свою очередь, передавала его второму посреднику, сомнительной компании под названием «Grangeland Holdings», которая и оплачивала счет.
Зарегистрированная в Дублине, Ирландии, «Grangeland» практически не имела учетных документов. По регистрационным документам эта компания занималась всеми возможными видами коммерции. Последний раз «Grangeland» подала годовой финансовый отчет в Регистрационную палату Ирландии в 1995 году, оценив свои активы в 10 долларов. Через год эта компания ворочала сотнями миллионов долларов, принадлежавших «Аэрофлоту».
«Grangeland» была не чем иным, как абонементным почтовым ящиком. Ее акционерами, в частности, являлись две неизвестные компании, зарегистрированные в Панаме. В документах «Grange*land» значились только два директора, ответственных за деятельность компании: оба – сотрудники маленькой швейцарской бухгалтерской фирмы, работавшей с «Andava» и «Anros» (анонимной структурой, владевшей половиной «ЛогоВАЗа»). Банковские операции для «Grangeland» вел «Union Bank of Switzerland» в Лозанне; с тем же банком работала «Andava». В «Andava» утверждают, что им о «Grangeland» ничего не известно. Но по документам, изъятым швейцарской прокуратурой, ясно, что 1 ноября 1996 года «Andava» через две неизвестные компании, зарегистрированные в Панаме, купила 100 процентов акций «Grangeland»; к тому же с 1994 года «Grangeland» распоряжалась деньгами «АВВА», а затем и «Трансаэро», «Автоваза» и «Аэрофлота».
Вся операция «Grangeland»–«ФОК»–«Аэрофлот» была цепочкой краткосрочных кредитов. Оплата компанией «Grangeland» счета «Аэрофлота» считалась кредитом для компании «ФОК», который по цепочке рассматривался как кредит, выданный компанией «ФОК» «Аэрофлоту». «Аэрофлот» платил огромные проценты «ФОК» и «Grangeland». Ставка «Grangeland» составляла 30 процентов годовых в валюте. За оплату счетов «Аэрофлота» «ФОК» взимал 65 процентов годовых в рублях – поскольку рубль упал на 10 процентов по отношению к доллару за время операции «ФОК–„Аэрофлот“, это составляло 50 процентов годовых в долларовом эквиваленте. Контракт между „ФОК“ и „Аэрофлотом“, размером всего в страничку, был весьма туманным; в нем говорилось, что „Аэрофлот“ производит окончательные выплаты „ФОК“ „с учетом стоимости рефинансирования для „ФОК“, составляющих 30 процентов годовых в валюте“. Другими словами, сохранялась возможность того, что 50 процентная ставка в долларах, выплачиваемая „ФОК“, суммируется с 30 процентной ставкой, выплачиваемой „Grangeland“, – в итоге „Аэрофлот“ был вынужден платить 95 процентов по своим долгам.

[Wella]

Выполнение рядом финансовых компаний («Andava», «АФК», «ФОК» и «Grangeland») фактически одной и той же задачи для одной и той же группы компаний (в основном для «Аэрофлота» и «АвтоВАЗа») привело к накоплению значительных прибылей от процентных ставок за рубежом. То, что у этих посредников часто были одни и те же менеджеры, банки, счета и владельцы, упрощало задачу.
«ФОК» надувал не только «Аэрофлот»; от этой финансовой компании, зарегистрированной в Москве, не могли добиться ни копейки и российские налоговые органы. В годовом отчете «ФОК» за 1996 год утверждается, что компания потеряла 97 процентов чистых доходов (до уплаты налогов) от сделок с «Grangeland» в результате разницы в курсах валют. (Рубль в то время по отношению почти ко всем твердым валютам был стабилен.)
Кроме «ФОК», «Grangeland» и «Andava» были и другие посредники, выкачивавшие валюту из «Аэрофлота». К примеру, в 1996–1997 годах «Аэрофлот» заплатил 17 миллионов долларов неизвестной рекламной фирме под названием «NFQ» за создание бортового рекламного журнала, хотя у авиакомпании был собственный рекламно-издательский отдел. «Этот контракт был далеко не лучшим с точки зрения интересов „Аэрофлота“, – позднее признал генеральный директор „Аэрофлота“ Валерий Окулов.
В продаже билетов «Аэрофлота» тоже наблюдались странности. После того как к власти в «Аэрофлоте» пришла команда Березовского, старую практику заключения договоров непосредственно с турагентами постепенно заменили новой системой – был привлечен посредник под названием «Аэрофлот тур груп», эту компанию возглавлял один из бывших сотрудников «ЛогоВАЗа» Леонид Ицков. В 1999 году генеральный директор «Аэрофлота» Валерий Окулов поделился в прессе своей озабоченностью по поводу того, что агентства «Аэрофлота» по продаже билетов вытесняются «несанкционированными» объединениями и посредниками, особенно в США и Канаде. Он не уточнил, сколько денег потерял «Аэрофлот», отказавшись от прежней системы.
Между тем люди Березовского в «Аэрофлоте» обхаживали американских инвесторов. Они наняли «Salomon Brothers» для оказания помощи по выпуску в США акций в виде АДР (Американских депозитных квитанций). АДР так и не увидели свет. Это не удержало иностранцев от покупки акций «Аэрофлота» в России. Акционеры «Аэрофлота», включая инвесторов в США, не имели представления о том, что происходит с рекламными контрактами «Аэрофлота» или продажей билетов на рейсы авиакомпании. Им не говорили, что основная часть валютной выручки поступает на счета двух неизвестных швейцарских компаний – «Andava» и «Forus». «Аэрофлот» также не сообщал своим акционерам, что одним из владельцев этих швейцарских компаний был не кто иной, как Николай Глушков, первый зам. директора «Аэрофлота» по финансам, имевший право подписывать финансовые контракты авиакомпании в одностороннем порядке.
Финансовые результаты деятельности «Аэрофлота» должны были бы насторожить инвесторов. Результаты, пусть в запутанном виде, показывали: под руководством менеджеров Березовского авиакомпания отнюдь не процветает. Несмотря на значительные валютные прибыли от производственной деятельности и крупные государственные дотации в виде платежей за транзитные перелеты, убытки «Аэрофлота» в 1996 году составили 82 миллиона долларов, а в 1997-м – 93 миллиона. У «Аэрофлота» также возникла проблема с ликвидностью. В течение 1997 года его наличный капитал и эквиваленты наличности сократились на 165 миллионов долларов; возникла нехватка чистого оборотного капитала в 159 миллионов долларов; коэффициент задолженности вырос со 169 процентов до 207 процентов. Весной 1998 года «Аэрофлот» обратился к своему старому партнеру «Andre & Cie.» с просьбой увеличить синдицированный кредит на 17 миллионов, чтобы покрыть нехватку наличной массы. Через несколько месяцев канадские власти задержали самолет «Аэрофлота», поскольку авиакомпания не заплатила 6 миллионов долларов канадскому гостиничному оператору.
Только в 1999 году «крыша» над Березовским и его людьми в «Аэрофлоте», наконец, рухнула. Генеральная прокуратура России устроила облавы в офисах «Аэрофлота», «NFQ» и «ФОК» и завела уголовное дело против Березовского и Глушкова. В Швейцарии Федеральная прокуратура начала свое собственное расследование и заморозила счета «Andava» и «Forus». Зять Ельцина Валерий Окулов тоже пошел в наступление на логовазовскую команду: Николай Глушков покинул свой пост в конце 1997 году, вскоре после того как в «Московском комсомольце» появилась разгромная статья об «Andava». В феврале 1999 года Окулов уволил двух оставшихся логовазовских «шишек» – коммерческого директора Александра Красненкера и директора по продажам Леонида Ицкова. Он также объявил о прекращении контракта с «Andava».
Корреспонденты спросили Окулова, была ли деятельность этих двух людей уголовно наказуема. Он ответил так: «Провести грань между неграмотным и корыстным решением достаточно сложно».
Но все это было впереди. А осенью 1995 года внедрение Березовского в «Аэрофлот», сразу после разрыва с «АвтоВАЗом», выглядело поистине гениальным шагом. Политика, проводимая им в российской государственной авиакомпании, остается хрестоматийным примером того, как приватизировать прибыль компании, которая тебе не принадлежит. Установив контроль над «Аэрофлотом», Березовский через два месяца совершил еще более удачный ход – приватизировал одну из крупнейших в России нефтяных компаний. Верный себе, он за нее почти ничего не заплатил.

[Wella]

Глава 7.
В погоне за нефтью

«Смысл жизни – в экспансии»

Для России 1995 год был годом кровопролития и упадка. Каждый вечер россиянам показывали по телевизору ужасы чеченской войны. Деловые круги, не успев оправиться от потерь, понесенных во время великой бандитской войны, были потрясены убийством нескольких высших руководителей нефтяной и алюминиевой промышленности. Страна переживала быстрый экономический спад. Население России сокращалось. На международной арене Россия никогда еще не испытывала подобного унижения. НАТО продолжало расширяться на восток, поглотив Польшу, Чехию и Венгрию. Самая мощная военная организация в мире, таким образом, продвинулась на 400 километров ближе к границам России. Когда в то лето военные самолеты НАТО бомбили сербские позиции в Боснии, Россия выразила протест от имени своего традиционного союзника, но сделать ничего не смогла.
Березовский, несмотря ни на что, процветал. В сентябре 1995 года он рассказал британскому журналисту, как однажды встретился с известным диссидентом Андреем Сахаровым и спросил его, в чем состоит смысл жизни. «Смысл жизни – в экспансии, – повторил Березовский ответ этого великого человека. – С того момента, как человек начинает воспроизводиться – я говорю о половом инстинкте – это, в некотором смысле, и есть экспансия. Человек повторяет самого себя. Сродни этому процессу – стремление распространять религиозные и философские идеи: это тоже экспансия. Ради этого я живу».
Экспансия Березовского шла бурными темпами. В начале года он был всего лишь автодилером и коммерсантом с хорошими связями, причем под подозрением в убийстве Листьева. Его компанию, «ЛогоВАЗ», лихорадило. Генеральный директор и давнишний партнер Березовского Самат Жабоев ушел со своего поста в марте (в том же месяце убили Листьева); по сообщениям прессы, Жабоев ушел по состоянию здоровья. Четыре месяца спустя, 22 июля, погиб заместитель Жабоева по «ЛогоВАЗу» Михаил Гафт, упав с балкона своей квартиры. (Милиция посчитала это несчастным случаем.) Но Березовский в своем стремлении к власти шел напролом. В 1995 году к нему в руки попали важнейшие российские предприятия: первый канал телевидения, всегда находившийся в авангарде государственной пропагандистской машины, и государственная авиакомпания «Аэрофлот» – самые зримые символы российской государственной власти. Теперь они были под контролем Березовского. Однако величайший финансовый триумф магната приходится на осень, когда он обратил свой взор на основу российской экономики – нефть.

Российский Рокфеллер

В течение десятилетий Россия добывала больше нефти, чем любая другая страна, оставляя далеко позади своих ближайших соперников – Саудовскую Аравию и США. Контроль над нефтяными скважинами, трубопроводами и нефтеперерабатывающими заводами осуществляло Советское правительство. С падением коммунизма в 1991 году это богатство превратилось в лакомый кусок. Крупные транснациональные нефтяные компании устремились в Россию в надежде установить контроль над частью огромных российских месторождений. «У нефтяников появилась последняя возможность открыть новые крупные месторождения», – сказал в 1995 году Т.Дон Стейси, президент Евразийского филиала «Amoco».
«Это новые горизонты для мировой нефтяной отрасли, – заявил исследователь истории нефтедобычи Дэниэл Ергин. – Больше всего рискуют те, кого там нет».
К началу 1995 года такие западные гиганты, как «Royal Dutch/Shell», «Exxon», «British Petroleum» (BP), «Amoco», «Сhevron» и «Texaco» уже заключили крупные контракты на cовместное производство нефти. Но все они, практически без исключения, буксовали. В бывшем Советском Союзе – от просторов Тиманского кряжа до берегов Каспийского моря, от острова Сахалин до западно-сибирской тайги – западные нефтяные компании столкнулись с массой трудностей. Затягивалась выдача лицензий, не выполнялись условия контрактов, не предоставлялся обещанный доступ к трубе. Иностранцев эти проволочки удивляли, но сведущие россияне знали: отечественные бизнесмены первыми обосновались на нефтяных месторождениях и делиться прибылью с иностранцами не собираются.
Самой крупной фигурой в отрасли был Вагит Алекперов. За пять лет Алекперов создал «Лукойл», первую российскую многоотраслевую нефтяную компанию, собрав под ее началом больше разведанных месторождений нефти и газа, чем «Exxon», и превратив ее в гигантскую транснациональную корпорацию. Алекперов не только активно расширял «Лукойл», но и посредничал с позиции силы почти во всех крупных сделках по продаже нефти на территории бывшего Советского Союза. Факты его биографии проливают свет на то, как работала российская нефтяная отрасль и как на главном природном богатстве России была построена частная империя.
Алекперов вырос в Баку, в легендарном городе нефтяников на берегу Каспийского моря. Окончив Бакинский нефтехимический институт, он сделал карьеру в Западной Сибири. В 1983 году его назначили начальником нефтяного месторождения в далеком городе Когалым. Через семь лет Когалым превратился в самое рентабельное месторождение в Советском Союзе. В городе нефтяников Алекперова знали все; о его железном хладнокровии перед лицом опасности ходили легенды. Одна из историй связана с крупной утечкой нефти из нефтепровода. Из трубы хлестала горячая нефть; приехала ремонтная бригада со сварочным оборудованием, но к работе не приступала, опасаясь, что искра может вызвать взрыв. Приехал Алекперов, оценил ситуацию и лег рядом с трубой. «Теперь заваривайте», – приказал он.
В 1990 году сорокалетний Алекперов стал заместителем министра топлива и энергетики. Советская нефтяная отрасль рушилась из-за сокращения государственных инвестиций и распада плановой экономики. Алекперов решил поехать на Запад, чтобы посмотреть, как работают такие транснациональные нефтяные компании, как «BP», «Agip» и «Chevron».
«Он хотел говорить об одном: о компании, которая позже получит название „Лукойл“, – вспоминал американец Томас Хэмилтон, представлявший „BP“ на переговорах с Алекперовым. – Он приехал с длинным списком вопросов о том, как построить многоотраслевую нефтяную компанию. „Почему это не получается?“ „Почему так нельзя сделать?“ „Как выполнить такой план?“

[Wella]

Алекперов попросил «BP» помочь в создании «Лукойла» и предложил стратегическое партнерство. «BP» отказалась. «Мы считали это несбыточной мечтой, – вспоминает Дейвид Риэрдон, сотрудник „BP“, принимавший участие в переговорах. – Мы и представить не могли, что можно приватизировать лучшие нефтяные ресурсы Советского Союза».
Алекперов вернулся в Москву и узнал, что сторонники жесткой линии в ЦК считают его кем-то вроде предателя. Его собирались уволить, но начальник Алекперова в министерстве поддержал ГКЧП в августе 1991 года и после провала путча был освобожден от должности. Алекперов возглавил Минтопэнерго в последние месяцы существования Советского Союза.
Он действовал быстро. Сначала передал имущество нефтяной промышленности страны государственной холдинговой компании «Роснефть» и сделал ее руководителем своего друга Александра Путилова. Двое подчиненных Алекперова из министерства возглавили государственные нефтяные компании в Туркменистане и Казахстане. Затем Алекперов собрал лучшие в России нефтяные предприятия и лучших инженеров и создал «Лукойл». В результате приватизации компании, сначала на ваучерных аукционах в 1994 году, затем на более мелких денежных аукционах, Алекперов и высшее руководство купили четверть акций «Лукойла». Собственные акции и право голосовать от имени пенсионного фонда и профсоюза компании дали Алекперову бесспорный контроль над «Лукойлом».
К началу 1993 года ему стало тесно в Сибири. Он выбрал Баку, где консорциум западных нефтяных компаний (включающий «BP», «Amoco», «Exxon», «Penzoil», «Unocal») уже в течение двух лет вел переговоры с азербайджанским правительством за право добычи 4 миллиардов баррелей нефти в море. Но восьмимиллиардная сделка затягивалась. Азербайджанской стороне все время мерещилось, что их ставят в невыгодные условия, однако страх быть обманутыми не мешал им требовать крупные взятки. Россия еще более усложняла ситуацию, настаивая на собственном участии в сделке.
Весной 1993 года в результате бескровного переворота, поддержанного Россией, к власти в Азербайджане пришел бывший генерал КГБ и член советского политбюро Гейдар Алиев. Через два месяца глава Минтопэнерго Юрий Шафраник приехал в Баку в сопровождении Алекперова. «Шафраник появился перед членами правительства Азербайджана и заявил, что Россия имеет право участвовать в проекте, – вспоминает Расул Гулиев, в то время председатель азербайджанского парламента. – Затем он представил Алекперова и тепло отозвался о „Лукойле“ как о деловом партнере. Всем было понятно, что он имел в виду».
Азербайджанский лидер Гейдар Алиев согласился продать «Лукойлу» 10 процентов акций бакинского нефтяного консорциума по номинальной цене в 15 миллионов долларов. Западным нефтяным компаниям сообщили, что у них появился новый партнер. Т.Дон Стейси из «Amoco» вспоминает всеобщее изумление: «Сначала мы восприняли „Лукойл“, как противников. Но потом поняли, что они – такие же бизнесмены, как и мы, что они хотят создать хорошо работающее предприятие, а не наживаться за счет другой стороны».
С присоединением «Лукойла» к бакинскому консорциуму все встало на свои места. Был подписан контракт, Россия предоставила доступ по трубе к Черному морю, и через два года первая бакинская нефть потекла на Запад. « Мы хотим превратить „Лукойл“ в самую крупную нефтяную компанию в мире – и по добыче, и по прибыли, – заявил в конце 1995 года Алекперов. – У семи сестер (так традиционно называли семь крупнейших нефтяных компаний мира) теперь появился брат».
Отношения российских промышленников к иностранным бизнесменам обычно проходили три стадии. Первая стадия – невежество и хвастовство («Нам не нужна ваша помощь – мы и так все знаем»). Вторая стадия – страх: до россиян доходило, что они не понимают, как устроен мировой бизнес, и всячески оттягивали заключение любой сделки, опасаясь, что бессовестные иностранцы разденут их догола. Третья стадия – паника: россияне понимали, что дальше тянуть с заключением сделки нельзя, и соглашались подписать любой контракт, даже самый невыгодный.
Алекперов, напротив, действовал умно и решительно. «Другим российским нефтяным предпринимателям недостает проницательности и понимания правил игры, свойственных Алекперову, – заметил Томас Хэмилтон. – Они не умеют идти на такие же компромиссы, как он».
Под компромиссами Алекперова, в частности, подразумевались подарки влиятельным россиянам в виде очень дешевых акций «Лукойла». Среди крупных акционеров был Юрий Шафраник, нефтяной министр России, с помощью которого «Лукойл» получил доступ к бакинской нефти. Другим крупным акционером был Александр Путилов, глава мощной государственной нефтяной компании «Роснефть».
Вскоре Алекперов вместе с Шафраником начали «прижимать» «Chevron» и Казахстан, которые разрабатывали гигантское месторождение на Тенгизе. Запасы тенгизской нефти (9 миллиардов баррелей) составляли примерно три четверти запасов на Аляске на момент открытия аляскинского месторождения в 1967 году. К началу 1995 года «Chevron» вложил в тенгизское месторождение 700 миллионов долларов и обязался инвестировать еще 10 миллиардов в течение последующих двадцати лет. Но первые результаты оказались неутешительными.
«Такие проекты нельзя делать в одиночку, – заявлял Алекперов. – Надо делиться».
Алекперов с Шафраник сделали так, что «Chevron» получил право использовать только треть от обещанной для экспорта с Тенгиза емкости российской трубы; «Chevron» был вынужден перевозить нефть по российской железной дороге. «Если нас примут в тенгизский консорциум, мы обязуемся решить проблему с трубой», – сказал Алекперов в конце 1995 года.
Через несколько месяцев «Chevron» дал согласие на участие «Лукойла» в тенгизском проекте. Это было мудрое решение. Без сильного российского партнера иностранная компания в России была обречена на провал. Крупнейшая американская компания «Exxon» пыталась в одиночку осуществить гигантский тиман-печорский проект, но безуспешно – пока не сделала «Лукойл» своим партнером.
При том, что ему удалось перехитрить лучшие нефтяные компании в мире, своей компанией Алекперов управлял как старомодный турецкий паша. «Меня всегда поражало, до чего красивые у него переводчицы», – замечал Томас Хэмилтон.

[Wella]

На корпоративном самолете Алекперова, которым я летел в 1995 году, стюардессы были сама красота и скромность – олицетворение евразийской привлекательности. «Президентское качество для президентского самолета», – прошептал глава пенсионного фонда «Лукойла», глядя на одну, особенно привлекательную девушку.
Алекперов также умел делать подарки. «Лукойл», например, дал деньги конструкторскому бюро Яковлева – на строительство первого в стране самолета представительского класса на основе стоместного Як-42. «Лукойл» не интересовало строительство самолетов, но самолеты представительского класса с роскошной обивкой на креслах, стоимостью 19 миллионов долларов каждый, были прекрасными подарками. Один самолет он подарил мэру Москвы Юрию Лужкову. Другой – президенту «Газпрома». В 1995 году, когда переговоры «Лукойла» по тенгизскому проекту перешли в решающую стадию, Алекперов подарил самолет президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву.
Даром?
«Даром ничего не бывает, – усмехнулся Алекперов, – просто формы оплаты бывают разные».

[Wella]

Тело в реке

Вагит Алекперов показал, что умный и энергичный руководитель может сделать с российской нефтяной компанией. К каким бы методам он ни прибегал при строительстве своей империи, факт остается фактом: Алекперов – способный предприниматель, первый нефтяной магнат в современной России.
Березовский тоже хотел стать нефтяным магнатом, но места за столом уже были заняты. В 1995 году единственная не приватизированная крупная собственность в нефтеотрасли принадлежала государственной компании «Роснефть». Имея в собственности более половины акций некоторых крупнейших месторождений и лучших НПЗ в России, «Роснефть» была мощной компанией, второй в стране по величине. Президент Ельцин еще не все отдал в частные руки.
Березовский жаждал отломить кусок от этого пирога. Но имелась одна загвоздка: «Роснефть» была государственной компанией, но тем не менее она входила в сферу влияния «Лукойла». Генеральным директором «Роснефти» был давний партнер Вагита Алекперова Александр Путилов; Минтопэнерго возглавлял еще один партнер «Лукойла». «Лукойлу» принадлежала часть акций одного из лучших предприятий «Роснефти» – Омского нефтеперерабатывающего завода.
В начале 1995 года к Березовскому с предложением обратился Роман Абрамович, двадцатидевятилетний предприниматель, занимавшийся торговлей нефтью. Абрамович был преуспевающим коммерсантом, контролировавшим работу группы компаний, базировавшихся в Швейцарии; он был также деловым партнером зятя Ельцина Леонида Дьяченко. Абрамович предложил Березовскому создать новую компанию – «Сибнефть», разделив между собой два лучших предприятия «Роснефти» – нефтедобывающую компанию «Ноябрьскнефтегаз» и Омский нефтеперерабатывающий завод.
Нефтяной бизнес, как таковой, не входил в планы Березовского, но он понимал, что нефть в России – это основной источник крупных финансовых средств. «Сибнефть» интересует меня постольку, поскольку эта компания открывает возможности для широкого маневра, – позднее сказал мне Березовский. – Ведь нефть является не только бизнесом сама по себе, вследствии того, что ее можно продовать.., но нефть является еще и серьезным финансовым бизнесом, постольку поскольку он создает надежные механихмы гарантии кредитов. Среди всего прочего «Сибнефть» открывает возможности мне для оперирования других бизнесов, поскольку создает возможность для привлечения инвестиций».
Наметив жертву, Березовский обратился к генералу Коржакову и первому вице-премьеру Олегу Сосковцу (курировавшему промышленность в целом) с предложением создать «Сибнефть». «У меня добрые отношения с Коржаковым и Сосковцом, – поделился он с российской газетой „Коммерсант“ осенью 1995 года. – Я глубоко уважаю этих людей. Вообще же, с моей точки зрения, это нормально – хорошие отношения власти и бизнеса. Во всем мире власть помогает бизнесу. Более того, капитал определяет власть, но у нас, в России, это еще впереди».
Он лоббировал свои интересы через управляющего делами президента Павла Бородина и даже через премьер-министра Виктора Черномырдина. В ответ на поддержку Черномырдина Березовский вызвался помочь координировать финансирование его политической партии «Наш дом – Россия» во время парламентских выборов 1995 года; он также обеспечил Черномырдину положительное освещение его деятельности на ОРТ. Он убедил премьер-министра, что ОРТ необходимы дотации и что «Сибнефть» позволит Березовскому использовать прибыль от нефти для финансирования канала.
«Сибнефть» была создана летом 1995 года. Единственное государственное учреждение, которое могло бы выступить против создания «Сибнефти» – Минтопэнерго, – в этой закулисной сделке не участвовало.
«Указ президента о создании „Сибирской нефтяной компании“ стал неожиданностью даже для специалистов, – вспоминал генерал Коржаков. – Концепция развития нефтяного комплекса страны уже была утверждена правительством, и появление столь мощной компании никак в нее не вписывалось».
Омский НПЗ, один из двух ключевых компонентов новой компании, к переговорам допущен не был. Современное оборудование, огромная пропускная способность и прекрасное географическое положение с легкостью обеспечили Омскому НПЗ первенство в России; его поставщиками были крупнейшие нефтедобывающие предприятия страны. Хотя за «Роснефтью» осталось больше половины акций (вскоре они перейдут «Сибнефти»), у завода были серьезные внешние инвесторы: 10 процентов акций принадлежали «Лукойлу», небольшие пакеты находились в собственности ино*странных инвесторов, таких, как «CS First Boston». Другими словами, Омский завод мог прекрасно работать без постороннего вмешательства.
Во главе Омского завода стоял Иван Лицкевич, уважаемый ветеран отрасли. В прошлом он сотрудничал с партнером Березовского Романом Абрамовичем, который покупал на заводе нефтепродукты для экспорта за границу. Но Лицкевич выступил против планов Березовского и Абрамовича взять завод под свой контроль и сделать его частью «Сибнефти». 19 августа 1995 года его тело нашли на дне Иртыша. Местные правоохранительные органы объявили, что это был несчастный случай.
Лишившись генерального директора, Омский завод быстро сложил оружие. У Березовского с Абрамовичем оставалось последнее препятствие – компания «Балкар Трейдинг», которой принадлежало право на экспорт большей части сырой нефти, добываемой «Ноябрьскнефтегазом». Компания была названа в честь мятежной республики Кабардино-Балкарии на Кавказе. Компанию возглавлял Петр Янчев, соперник Березовского по торговле автовазовскими машинами.
В период создания «Сибнефти» «Балкар» была одной из крупнейших торговых нефтяных компаний в стране. Среди прочих у нее был пятилетний контракт на поставку американскому нефтяному гиганту «Mobil» 25 миллионов тонн сырой нефти, добываемой «Ноябрьскнефтегазом» (на сумму примерно в 3 миллиарда долларов). Естественно, Янчев не хотел уступать столь выгодный контракт вновь созданной компании под названием «Сибнефть». В борьбе за сохранение позиций Петр Янчев мог рассчитывать на нескольких мощных покровителей: тренера Ельцина по теннису Шамиля Тарпищева; исполняющего обязанности генерального прокурора России Алексея Ильюшенко, чья жена работала у Янчева консультантом; и заместителя Ильюшенко, который приходился Янчеву тестем.
По иронии судьбы, именно на Ильюшенко была возложена ответственность за раскрытие убийства Листьева; сразу после убийства Ильюшенко оказал Березовскому услугу, приказав следователям воздержаться от обыска в офисе «ЛогоВАЗа». Но к осени 1995 года надобность в услугах со стороны Ильюшенко у Березовского отпала. В конце сентября, через месяц после создания «Сибнефти», Янчева арестовали по обвинению во взяточничестве и растрате и бросили в тюрьму. Ильюшенко уволили с поста исполняющего обязанности Генерального прокурора, а еще через несколько месяцев арестовали за взяточничество. Большинство крупных контрактов «Балкар Трейдинг» по продаже нефти, добытой «Ноябрьскнефтегазом», было расторгнуто. Сотрудники «Mobil» уехали домой.
Теперь Березовский с Абрамовичем могли принять на себя руководство «Сибнефтью» без особого сопротивления. Оставался лишь технический вопрос – как заполучить акции нового нефтяного гиганта. Вскоре способ нашелся: постыдная псевдоприватизация в виде залоговых аукционов.

[Wella]

Залоговые аукционы

Идею проведения залоговых аукционов впервые упомянул в разговоре со мной в 1994 году американец Борис Йордан, специалист по инвестициям, в то время возглавлявший российский акционерный отдел в «СS First Boston»; Йордан полагал, что российскому правительству следует организовать гигантскую сделку «долги в обмен на акции». В начале 1995 года он ушел из банка и основал расположенную в России компанию «Ренессанс Капитал»; его партнером стал банкир Владимир Потанин. Вместе они разработали план обмена долгов правительства на акции. По этому плану ведущие российские банки давали остро нуждавшемуся в деньгах правительству 2 миллиарда долларов под залог крупных пакетов акций лучших промышленных предприятий страны. Акции оставались в собственности банков до проведения на этих предприятиях приватизации во втором раунде аукционов в 1997 году.
Ведущие российские банки были готовы участвовать в строительстве промышленной империи. «В России нет спокойной жизни, если получаешь приличные доходы от торговли, – сказал мне глава Банка „Менатеп“ Михаил Ходорковский. – Никто этого не понимает. У вас не будет ни минуты покоя. На вас будут наезжать рэкетиры, вас будут дергать государственные органы. Вас перестанут уважать даже ваши родители».
Настоящая причина была куда более прозаической. Обслуживая счета крупнейших российских экспортеров – основная доля в которых все еще принадлежала государству, – банки вроде «Менатепа» сколотили огромные состояния, и им требовались гарантии того, что деньги этих компаний будут и дальше поступать на их счета. И банки решили пустить деньги, заработанные на обслуживании счетов крупнейших экспортеров, на покупку их же акций. (Второй этап приватизации по модели Березовского.) Однако новые российские банкиры были не в состоянии много заплатить. Всего за несколько лет они сделали миллиарды долларов, но большую часть этих денег истратили на мраморную отделку офисов, «мерседесы», особняки в Москве и виллы за границей.
Никто не умел так ловко прибирать к рукам крупные компании, как Березовский, – почти даром. Магнат вложил всего несколько миллионов долларов и получил контрольный пакет акций «АвтоВАЗа»; он заплатил всего 320 тысяч долларов за контрольный пакет на ОРТ; он не заплатил ни копейки за контроль над «Аэрофлотом». За контрольный пакет акций «Сибнефти» надо было выложить приличные деньги, но не таков Березовский – он хотел заплатить лишь крошечную часть рыночной стоимости.
Именно на этой основе – взять под контроль крупнейших российских экспортеров и при этом ничего не заплатить за их акции – и родилась идея залоговых аукционов. Честь обратиться с этим предложением к правительству предоставили Владимиру Потанину.
Тридцатишестилетний Потанин был одним из «золотых мальчиков» советского истэблишмента. Умный, энергичный и деловой. С хорошими связями. Его отец работал в Министерстве внешнеэкономических связей. Потанин вступил в комсомол, учился в престижном институте, в двадцать шесть лет вступил в партию и начал работать в министерстве своего отца. После падения Берлинской стены Потанин с сослуживцами из министерства основал международную торговую компанию «Интеррос» – конкурента старым государственным торговым монополиям. При поддержке высоких должностных лиц из Министерства внешней торговли и ЦК партии его компания быстро получила лицензии на внешнеторговую деятельность, появились клиенты из числа крупнейших экспортеров.
После прихода Ельцина к власти Потанин начал заниматься банковским делом. Он основал два банка – МФК и «Онэксим-банк» – на руинах главных внешнеторговых банков СССР. Лучшие клиенты этих обанкротившихся учреждений – более сорока крупнейших российских экспортеров – перевели свои счета в новые банки, оставив внешнеторговые долги российскому правительству. Уже через несколько лет после основания «Онэксим-банк» и МФК занимали третье и четвертое места соответственно в рейтинге российских банков, имея филиалы в Швейцарии, на Кипре и Карибских островах.
Даже такое современное финансовое учреждение, как «Онэксим-банк», несло на себе отпечаток примитивизма российской банковской системы. Мне это бросилось в глаза, когда я пришел на встречу с Потаниным в офис «Онэксим-банка» – огромное, уродливое современное здание. Сначала пришлось предъявить вооруженной до зубов охране приглашение; затем мой портфель пропустили через рентгеновскую машину, а меня попросили пройти через металлодетектор. Преодолев последний барьер – изготовленные в Италии двери из толстого гранатонепробиваемого стекла – я, наконец, оказался в холле. К чему такие меры безопасности? «Из-за бандитов, – объяснил Потанин, когда я поднялся к нему наверх. – У правительства нет сил, чтобы защитить нас. Вот мы сами себя и защищаем. Самые талантливые государственные служащие, включая тех, кто работал в спецслужбах, перешли в частные структуры».
Среди клиентов «Онэксим-банка» были предприятия, производившие стратегически важные экспортные товары – нефть, бриллианты, драгоценные металлы и оружие, – это доказывало его привилегированный статус. Потанин не участвовал в политических интригах, никогда публично не критиковал членов правительства. В отличие от Березовского Потанин очень сдержанно высказывался по поводу своих замыслов. «Я никогда не считал, что влияние банкиров на власть является решающим, и я никогда не считал, что власть должна обслуживать бизнес», – сказал он мне.
Но идея кредитов под залог акций как раз и означала то, что правительство шло в услужение нескольким избранным банкам. Другие крупнейшие российские банки с радостью подписались под идеей Потанина. Наиболее красноречивый и представительный из банкиров, Потанин представил план на заседании Кабинета министров в марте 1995 года; его сопровождали Михаил Ходорков*ский из «Менатепа» и Александр Смоленский из «Столичного банка сбережений». Потанин выступал один. Кабинет министров под руководством Анатолия Чубайса и премьер-министра Черномырдина план принял.
Тут же последовала драка между ведущими банками за право дать правительству кредит в обмен на акции лучших предприятий. Полковник Валерий Стрелецкий, возглавлявший отдел СБП по борьбе с коррупцией и должностными преступлениями в правительстве, выяснил, как отбирались победители залоговых аукционов.
«Отбор шел летом и осенью 1995 года на многочисленных встречах полудюжины ведущих бизнесменов (Березовский, Смоленский, Ходорковский, Потанин и другие) с государственными чиновниками, – говорит он. – Они не всегда встречались в полном составе. Иногда собирались отдельными группами, обсуждали проблемы, приходили к соглашению. Если договориться не удавалось, каждый шел своим путем, действуя через знакомых в гос*аппарате. Затем опять встречались все вместе. Таким путем шло разделение сфер влияния». В результате ожесточенного торга, предшествовавшего аукциону, несколько ведущих российских коммерческих банков выпали из узкого круга привилегированных участников – Владимир Гусинский («Мост-банк»), Владимир Виноградов («Инкомбанк»), Петр Авен («Альфа-банк»), Виталий Малкин («Российский кредит»).
Важным фактором на данном этапе процесса приватизации было отношение Татьяны Дьяченко к тому или иному банкиру / олигарху, – вспоминает Стрелецкий. – Она шла к президенту и говорила: этот – хороший, а тот – плохой; этого надо поддержать, а того не надо». Больше всего, по словам полковника Стрелецкого, Татьяна отстаивала интересы Березовского. Она была в дружеских отношениях с Валентином Юмашевым, литературным обработчиком мемуаров Ельцина «Записки президента». «Они виделись каждый день, постоянно перезванивались, у них был общий круг знакомых», – вспоминает генерал Коржаков. Именно Валентин Юмашев познакомил Березовского с Татьяной Дьяченко.

[Wella]

Вскоре автомобильный дилер и дочь президента стали близкими друзьями. Березовский, по словам генерала Коржакова, осыпал Татьяну подарками – драгоценностями и автомобилями. «Первый крупный подарок Березовский сделал Татьяне Дьяченко в 1994 году – „Ниву“ (российская версия джипа), – говорит Коржаков. – Автомобиль был оборудован по спецзаказу стереосистемой, кондиционером, противоугонной системой и роскошным салоном. (На российском рынке такая машина стоила бы 10 тысяч долларов.) Когда „Нива“ сломалась, Березовский подарил Татьяне Дьяченко „шевроле блейзер“ (вездеход стоимостью 50 тысяч долларов на российском рынке).
В то время муж Татьяны Дьяченко, Леонид, занимался торговлей нефтью с Омского нефтеперерабатывающего завода; он особенно тесно сотрудничал с партнером Березовского Романом Абрамовичем.
Березовский умел выбирать друзей. По мере того как исчезали старые друзья Ельцина – ветераны, поддерживавшие его в трудные времена, но павшие жертвой коррупционных скандалов и политических интриг, – президент все больше опирался на семью. Скоро Татьяна стала его самым близким политическим советником. По всему было видно, что она – его любимая дочь. Единственный запоминающийся эпизод в «Записках президента» – странная история о том, как Ельцин давал крошечной Тане свою грудь, чтобы она не плакала в поезде.
Как могло случиться, что дочь Ельцина, ничего не понимавшая ни в бизнесе, ни в государственных делах, участвовала в распределении собственности лучших российских предприятий? «Татьяна Дьяченко – единственный человек, к кому президент прислушивается, кого безгранично любит и кому безгранично доверяет, – продолжает Стрелецкий. – Возможно, сам президент и не распоряжался, кому быть на аукционах победителем, а кому проигравшим. Эту роль взял на себя Черномырдин – он выполнял все указания президента, угадывал его желания и был готов делать, что угодно. Это была одна цепочка (бизнесмены – Татьяна – Ельцин – Черномырдин), и Татьяна Дьяченко в ней – связующее звено».
Одним из первых победителей залоговых аукционов стал давний партнер Березовского Михаил Ходорковский. Еще в 1992–1993 годах, когда Березовский только занялся коммерцией, заключив несколько крупных сделок по экспорту нефти, древесины и алюминия, его контракты, как утверждают, обслуживал «Менатеп-банк» Ходорковского. Когда летом 1995 года разрабатывалась схема залоговых аукционов, «Менатеп-банк» помог «ЛогоВАЗу» выплатить долги «АвтоВАЗу». Во время самих аукционов «Менатеп-банк» и финансовые компании Березовского давали взаимные гарантии – способствовать победе друг друга.
Офис Михаила Ходорковского находился в угрюмом особняке в центре Москвы. Здание обнесено высоким металлическим забором с острыми зубцами. Прилегающая территория кишела охранниками в хорошо сшитых костюмах или черном обмундировании и сапогах. Пропуска проверялись самым тщательным образом.
«Лично мне не принадлежит ни одной акции в моей компании. У меня только зарплата и машина», – сказал Ходорковский в нашу первую встречу. Однако он возглавлял одну из крупнейших империй в стране и входил в число самых богатых людей России. Его холдинг включал Банк «Менатеп», дюжину других банков, крупную недвижимость в Москве, сталелитейный завод, крупнейшие в России заводы по производству титана и магния, а также множество пищевых комбинатов, текстильных фабрик, предприятий по производству минеральных удобрений и химикатов.
И все же, сидя в своем кабинете у изразцовой печи за чашечкой кофе, со шкурой уссурийского тигра в ногах, Ходорковский, тридцати одного года от роду, держался подчеркнуто скромно, как прилежный старшекурсник. За плечами у него была классическая карьера крупного предпринимателя ельцинской эпохи. В 1987 году, занимая высокий пост в московском комсомоле, Ходорковский основал торговый кооператив на партийные деньги; год спустя создал банк. В 1990–1993 годах Ходорковский работал в правительстве России, сначала на посту экономического советника российского премьер-министра, затем заместителем министра топлива и энергетики. Группа «Менатеп» между тем разрасталась. Ее торговые компании получали большие прибыли от нефти, зерна, сахара и металлов. Банк «Менатеп» богател на обслуживании счетов московских учреждений и различных федеральных структур.
Ходорковский предусмотрительно обзаводился нужными связями за границей. Первым заместителем председателя Банка «Менатеп» был Константин Кагаловский, женатый на Наташе Гурфинкель-Кагаловской, главе отдела «Bank of New York» по работе с Россией. (Гурфинкель уйдет со своего поста в 1999 году, когда американское правительство займется расследованием дела об отмывании денег через «Bank of New York».) Ходорковский старался создать «Менатепу» имя за границей. В 1994 году он истратил миллион долларов на рекламу во всю страницу в «Wall Street Journal» и «New York Times». Он нанял компанию «Arthur Andersen», чтобы провести аудит, выпустил через «Bank of New York» АДР (Американские депозитные квитанции).
Однако некоторые крупные внешнеторговые сделки Ходорковского не вызывали восторга в США. Он тесно работал с беглым американским коммерсантом Марком Ричем. С 1994 по 1996 год «Менатеп» продал Кубе нефти на сотни миллионов долларов в обмен на кубинский сахар. Ходорковский также способствовал созданию структуры под названием «Еuropean Union Bank» на острове Антигуа в Карибском море, небезызвестном райском местечке для отмывания денег, особенно наркодолларов.
На залоговых аукционах Ходорковского интересовал недавно созданный холдинг «Юкос» – вторая по величине нефтяная компания в России. В холдинг входила добывающая компания «Самаранефтегаз» – экспортом ее продукции занимался Березовский – и Самарский НПЗ, на котором за два года до этого произошло несколько убийств. По запасам нефти «Юкос» считался одной из богатейших компаний в мире и на залоговых аукционах был самым лакомым куском. На торги выставили 45 процентов акций. В начале ноября 1995 года «Менатеп» прямо велел остальным потенциальным желающим от участия в торгах воздержаться. «Двух мнений быть не может, – заявил прессе первый зампредседателя „Менатепа“ Константин Кагаловский, – „Юкос“ будет нашим».
Месяц спустя, 8 декабря, консорциум из «Инкомбанка», «Альфа-банка» и банка «Российский кредит» предложил за акции «Юкоса» 350 миллионов долларов – намного больше, чем другие участники. Но структурой, ведавшей регистрацией заявок на участие в аукционе по продаже «Юкоса», был «Менатеп-банк». И он не принял заявку консорциума по следующей причине: часть залога консорциум внес государственными краткосрочными облигациями, а не деньгами. В итоге «Юкос» достался компании, представлявшей интересы «Менатепа», она заплатила за пакет акций «Юкоса» всего на 9 миллионов долларов больше стартовой цены в 150 миллионов.
Между тем автор идеи по проведению залоговых аукционов Владимир Потанин положил глаз на другой трофей – металлургический гигант «Норильский никель». Это предприятие было одним из важнейших российских экспортеров и крупным акционером «Онэксим-банка». Город Норильск был основан недалеко от Северного полюса в 1935 году; он зародился как один из самых страшных советских лагерей. Первыми директорами норильского конгломерата были генералы НКВД – печально известной сталинской тайной полиции. За двадцать лет в норильском лагере от голода, болезней, холода погибли и были расстреляны около 100 тысяч заключенных.
В недрах арктической тундры в этом месте было скрыто 35 процентов разведанных мировых запасов никеля, 10 процентов меди, 14 процентов кобальта, 55 процентов палладия, 20 процентов платины, а также крупные залежи угля и серебра. «Норильский никель» разрабатывал, возможно, самое богатое в мире месторождение руды с исключительно высоким содержанием металла.
После 1991 года контроль над предприятием взяли директора заводов, они основали собственные торговые компании за рубежом и принялись стричь валютную выручку предприятия. Акционеры с незначительным количеством акций – «Онэксим-банк» и «CS First Boston» – были не в состоянии положить конец грабежу. С проведением залоговых аукционов у Потанина появился шанс: правительство решило продать свой пакет акций (38 процентов общих, 51 процент голосующих).
На аукционе по продаже акций «Норильского никеля» самое большое предложение – 355 миллионов долларов – поступило от компании «Конт», представлявшей интересы банка «Российский кредит». «Онэксим-банк», проводивший регистрацию заявок на участие в аукционе, отстранил «Российский кредит» из-за «недостаточных финансовых гарантий». Победителем стал филиал «Онэксим-банка», заплативший 170,1 миллиона долларов – всего на 100 тысяч больше стартовой цены.
Несколько недель спустя опять-таки «Онэксим-банку» поручили регистрировать заявки на участие в аукционе по продаже 51 процент акций нефтяного гиганта «Сиданко». В очередной раз «Российский кредит» подал заявку, и «Онэксим-банк» ее снова не принял: якобы «Российский кредит» не внес необходимый задаток; между тем представители «Российского кредита» утверждали, что их даже не пустили в здание «Онэксим-банка» в день аукциона. Аукцион выиграла связанная с «Онэксим-банком» МФК, заплатившая всего 5 миллионов долларов сверх стартовой цены в 125 миллионов.
К тому времени всем стало ясно, что залоговые аукционы имели мало общего со свободным рынком. Аукционы были подтасованы – сделки осуществлялись в угоду избранной группе предпринимателей.

[Wella]

Аукцион по продаже акций «Сибнефти»

Аукцион по продаже 51 процента акций «Сибнефти» был последним в серии залоговых аукционов. «Сибнефть» была блестящим трофеем. Одна из крупнейших частных нефтяных компаний в мире, она имела разведанные запасы углеводородов, равные запасам «Аmoco» и «Mobil», вместе взятых, хотя ее фактическая добыча составляла треть добычи вышеназванных американских гигантов. Добившись создания «Сибнефти» летом 1995 года, Березовский никому не собирался уступать ее акции.
Для покупки акций «Сибнефти» была специально создана «Нефтяная финансовая компания», «НФК». Березовский утверждал, что лишь оказывал «НФК» консультационные услуги по участию в аукционе. Не прошло и года, как он бросил разыгрывать комедию и в интервью мне честно признался: «НФК» принадлежит ему.
Аукцион по продаже акций «Сибнефти» состоялся 28 декабря 1995 года. Стартовая цена составила 100 миллионов долларов. Было два конкурента: «Инкомбанк», чья дочерняя металлургическая компания «Самеко» предложила за пакет акций 175 миллионов долларов, и «НФК» Березовского, предложившая 100,3 миллиона.
Еще за несколько месяцев до аукциона Березовский решил, что победителем станет он. Но как нейтрализовать соперника? Некоторое время спустя глава Госкомимущества Альфред Кох рассказал мне, как прошли торги.
«Аукцион начинается. Вдруг как у Гоголя в „Ревизоре“ раздается „стук сапог“. Открывается дверь. Заходит человек и кладет на стол комиссии факс: „Я, Иван Иванович Иванов (фамилии не помню), директор завода „Самеко“, отзываю свою заявку“. Все. Конкуренции не было. Остался один покупатель, и он победил».
«Что в этом такого странного?»
«Я, находясь в твердом уме и здравой памяти, – ответил Кох, – подав однажды заявку на аукцион, не придумаю завтра ее отобрать, тем более, что речь идет о ста или двухстах миллионах долларов. Директор „Самеко“ – кажется, его фамилия Оводенко – подал заявку (и снял ее). Что-то должно случиться в течение нескольких дней, чтобы я наплевал на своего хозяина („Инкомбанк“), наплевть на то, что я буду выглядеть просто смешно на старости лет…»
«Вы думаете, он сделал это против воли „Инкомбанка“?» – спросил я.
«Абсолютно. На сто процентов».
«Но почему?»
«Жизнь дороже, наверное, чем хозяин, – усмехнулся Кох. – Ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться».
Тем не менее требовался по крайней мере еще один участник, чтобы аукцион состоялся. Весьма кстати подвернулась компания «Тонус», представлявшая интересы «Менатеп-банка» и одновременно дававшая финансовые гарантии «НФК» Березовского. Она предложила 100,1 миллиона долларов. «НФК» предложила 100,3 миллиона (всего на 300 тысяч больше стартовой цены) и выиграла аукцион.
Итак, Борису Березовскому удалось купить контрольный пакет акций «Сибнефти», когда, если исходить из стоимости этих акций, ее цена была меньше 200 миллионов долларов. Два года спустя «Сибнефть» продавала свои акции на российской бирже, компания уже оценивалась в 5 миллиардов долларов. Чем же объяснить прирост стоимости акционерного капитала за два года на 2400 процентов? Со времени залогового аукциона на «Сибнефти» мало что изменилось – то же неуклюжее предприятие-гигант, добывавшее столько же нефти для тех же покупателей. Но едва акции компании стали продаваться на свободном рынке, их стоимость приблизилась к реальной.
В последующие месяцы глава «Инкомбанка» Владимир Виноградов неоднократно заявлял в прессе, что результаты залоговых аукционов были фальсифицированы. «Инкомбанк», один из крупнейших коммерческих банков России, просто-напросто вывели из игры. Зимой 1994/95 года он значился в списке акционеров ОРТ (куда входили только самые избранные), но в последнюю минуту его вычеркнули. Он участвовал в подготовке залоговых аукционов, но на последнем этапе в число намеченных победителей не попадал. Он пытался купить акции «Юкоса», но безуспешно. Пытался купить акции «Сибнефти», но ему не позволили.
Как только «Инкомбанк» публично опротестовал результаты аукционов по продаже акций «Сибнефти» и «Юкоса», государственные структуры стали на него нажимать. 15 января Центробанк приступил к расследованию платежеспособности банка. Несмот*ря на то что «Инкомбанк» своевременно производил все платежи, в прессе появились домыслы о его финансовой несостоятельности; Центробанк даже ввел там на короткое время временное административное управление. К осени 1996 года «Инкомбанк» перестал бороться за то, чтобы результаты аукционов признали недействительными; но в частных беседах Владимир Виноградов продолжал утверждать: за кампанией по дискредитации его банка стояли Березовский со Смоленским.
Березовский продолжал скупать оставшиеся акции «Сибнефти», подав заявку на приобретение 15 процентов акций на денежном аукционе и еще 34 процентов на инвестиционных торгах.
Во время интервью накануне первых инвестиционных торгов (15 процентов акций «Сибнефти» были проданы 19 сентября 1996 года) Березовский держался на удивление спокойно. Когда я спросил его, насколько возможно участие иностранных инвесторов в аукционе по продаже 15 процентов акций, он ответил – маловероятно. Вести дела в России иностранцам чрезвычайно рискованно. «Мы управляем процессом в большей степени, чем им управляют западные компании», – объяснил он. На самом деле западные инвесторы поняли, что это не свободный рынок, а что-то вроде мафиозного сговора.
В обмен на 34 процента акций Березовский с Абрамовичем обещали инвестировать в «Сибнефть» 78 миллионов долларов в течение трех лет. Этой суммы было недостаточно даже для поддержания в норме существующих нефтяных скважин, не говоря уже о повышении производительности.